На поле грозной сечи
Изведал враг в тот день немало...
М. Ю. Лермонтов
Русские и французы готовились к генеральному сражению, которое
М. И. Кутузов решил дать у села Бородина. 25 августа (6 сентября) главнокомандующий объехал войска. Он говорил с солдатами простым, но волнующим до глубины души языком. Все были серьезны, спокойны, сосредоточены: солдаты оттачивали штыки и сабли, артиллеристы передвигали орудия, выбирая для них выгодные позиции. От одной сторожевой цепи к другой пролетало протяжное «слушай!». Упорно трудились в эту ночь пионерные войска. Чтобы пожар не помешал движению, дворы в деревне Семеновской были разобраны. Заканчивалось строительство укреплений на Курганной высоте, где смыкались корпуса генералов Н. Н. Раевского и Д. П. Дохтурова. С укрепленных высот, особенно с колокольни села Бородина, видно было, как французы передвигались все более вправо, как опушку леса наполняли стрелки и артиллерия, пробираясь лесными тропами, выползала на пригорки и холмы. «Обе армии провели ночь в таком настроении духа, которое охватывает человека в ожидании события, способного осуществить все желания или разрушить все надежды»,— вспоминал В. И. Левенштерн.
Под утро 26 августа (7 сентября) все поле было окутано легким туманом. Занялась заря, туман рассеялся, блеснул первый солнечный луч.
— Вот солнце Аустерлица! — уверенно воскликнул окруженный блестящей свитой Наполеон.
Но для седовласого русского полководца М. И. Кутузова, в полудреме сидевшего на кожаной скамье у деревни Горки, и для молодого А. Н. Муравьева, мечтавшего вступить в первое для него большое дело с саблей в руках, и для оскорбленного недоверием к нему Барклая, для всех русских это солнце было своим, родным. Из года в год оно озаряло бескрайнюю ширь полей у села Бородина, золотило макушки деревьев Утицкого леса и жнивье между деревнями Семеновской и Шевардино, сверкало в прозрачных водах Колочи и Москвы-реки.
И сражение началось! Задвигались черные линии французских войск, загремела канонада. Барклай де Толли и офицеры его свиты находились у Горицкой батареи, возвышавшейся над Бородином, где стоял лейб-гвардии егерский полк. Здесь, как и под Смоленском, как и во всех арьергардных боях, полковник Гавердовский и капитан Сеславин были рядом. Ружейные выстрелы, гул орудий и блеск штыков как магнит притягивали их к месту, где завязывалось сражение. Французы двигались ровными рядами под дробь барабанов, и по мосту через речку Колочь был открыт шквальный огонь. Все мысли Сеславина были прикованы к Бородину. Мог ли он знать, что видит своего друга в последний раз, что жить Гавердовскому осталось считанные минуты! Приказ Барклая, короткое рукопожатие — и Сеславин отправляется к артиллерийскому резерву, а Гавердовский мчится во весь опор к Бородину...
Сражение за село длилось недолго и большой роли не играло. Главный удар Наполеон направил на левый фланг русских, где войска генерала Багратиона защищали Семеновские флеши. Их атаковали лучшие французские корпуса, поддерживаемые огнем многих орудий. Уже дважды флеши переходили из рук в руки, и не раз русские и французы сходились врукопашную, одна кавалерийская атака сменяла другую. М. И. Кутузов постепенно стягивал войска на левый фланг. А. Н. Сеславин, остальные адъютанты да и сам Барклай де Толли беспрерывно обращали свои взоры к флешам. По гулу канонады было ясно, что главное дело сейчас именно там. Через Семеновскую проходила 2-я гренадерская дивизия. Туда же спешили лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки, во весь опор мчалась гвардейская конная артиллерия.
Барклай де Толли с адъютантами спустился с Горицкого холма и, объехав всю линию, остановился рядом с Преображенским и Семеновским полками. Войска приветствовали генерала, блеснув гвардейской выправкой. Гранаты разрывались в центре их построения, но солдаты спокойно смыкали ряды, занимая места павших.
В это время серьезные события происходили в районе Курганной высоты: количество французских пушек против нее резко увеличилось; одна из неприятельских дивизий строилась перед оврагом, другая же двинулась прямо на батарею. По приказу Барклая де Толли Сеславин отправился за резервной артиллерией, которая стояла за деревней Семеновской. Взяв 5-ю и 9-ю конные роты, он ринулся к высоте. Но, когда артиллеристы подвезли орудия к подножию холма, на вершине его уже хозяйничали французы. Они захватили батарею, однако повернуть и использовать русские пушки еще не успели. Сеславин разместил подоспевшую артиллерию неподалеку от орудий полковника А. П. Никитина.
В это время генерал А. П. Ермолов уже вел на штурм батареи 3-й батальон Уфимского полка. Левее от него двигались егерские полки во главе с генералом П. Н. Капценичем и полковником Ф. Ф. Монахтиным, и чуть дальше за адъютантом Барклая В. И. Левенштерном шел Томский полк.
Поставив орудия, Сеславин бросился вперед. Подниматься по склону было трудно, сбивалось дыхание, бешено колотилось сердце, но пехота с ружьями наперевес карабкалась вверх. Ударили в штыки, по рядам прокатилось «ypal», и завязался рукопашный бой. В четверть часа батарея была очищена от неприятеля, был взят в плен бригадный генерал Бонами. В синем мундире и в синей шинели, без шляпы, с исцарапанным лицом, он казался нетрезвым. Несколько солдат несли вниз полковника Монах-тина, тяжело раненного в живот пулею и истекавшего кровью. На батарею поднялся Барклай де Толли. Спокойствие и хладнокровие генерала под ядрами неприятеля изумляли окружающих.
Третья вражеская атака на Курганную высоту началась шквальным артиллерийским огнем. Канонада сливалась в сплошной гул. Гранаты рвались в воздухе и на землю. Ядра сыпались со всех сторон, кроша в щепы все, что нстречалось на пути. Русские должны были отразить натиск. Из резерва прибыли свежие роты, и Сеславин занимался их устройством, но вражеский огонь был так силен, что артиллерийская прислуга, простояв на одном месте не более часа, выходила из строя. Нередко у пушки оставалось лишь по два артиллериста, и тогда фейерверкер сам подносил заряды, заряжал и наводил орудие.
После артподготовки неприятель двинул вперед кавалерию. Это были саксонские гвардейские кирасиры и польские уланы. Казалось, вся возвышенность превратилась в колышущуюся стальную гору. Пехота и артиллерия русских дрались отчаянно, но стальная лавина прорвалась за бруствер. Орудия смолкли, и после жестокой схватки высота была взята французами. Ободренная успехом, неприятельская кавалерия ринулась на стоявшую в каре русскую пехоту. В это время из резерва подошли русские кавалергарды и конногвардейцы. Сражение перешло врукопашную. Все смешалось — свои и враги. Не было уже ни правильных рядов, ни сомкнутых колонн. Рубились справа, слева, спереди и сзади. Пехота в каре вела огонь во все стороны. Артиллеристы банниками отбивались от наседавших на них французских всадников.
Адъютанты Барклая де Толли А. Н. Сеславин, В. И. Левенштерн, А. Н. Закревский ни на секунду не покидали своего генерала. Он был в гуще схватки. Осколок разорвавшегося ядра ранил лошадь Барклая, и тотчас к русскому генералу, бывшему в полной форме, при орденах, в шляпе с большим черным пером, в надежде на богатую добычу, устремилась группа польских улан с пиками наперевес. Адъютанты, подоспевшие на помощь гусары, сам Барклай, обнажив сабли, вступили в схватку с врагом. Она продолжалась недолго: часть улан была изрублена, остальные обратились в бегство. Французская кавалерия постепенно уступала поле боя. Мало-помалу канонада стихала. Русские военачальники старались привести в порядок расстроенные боем войска. На поле опустилась ночь.
Так завершилось одно из крупнейших и кровопролитнейших сражений Отечественной войны, названное Наполеоном «битвой гигантов».
На Бородинском поле русская армия дала мощный отпор врагу. Стратегическая цель Наполеона — разгромить русскую армию в одном, генеральном сражении — достигнута не была. Наполеоновская армия понесла здесь такие потери, от которых уже не смогла оправиться.
А. Н. Сеславин был свидетелем и действующим лицом этой грандиозной эпопеи. Находясь при Барклае де Толли, он выполнял его распоряжения, перемещал артиллерийские батареи, помогал устанавливать их на позициях, при необходимости сам брал в руки банник, участвовал в контратаках как рядовой сражения, где всеми владели одни мысли, желания, где все были героями.
По-военному лаконично характеризовал А. Н. Сеславина — участника Бородинской битвы Барклай де Толли, представляя своего адъютанта к очередной награде: «...при селе Бородине 24-го числа, несмотря на полученную... рану пулею, участвовал в сражении и 26-го числа, быв употребляем для распоряжения и перемещения артиллерии под жестоким неприятельским огнем, и потом, когда отнята была центральная батарея, бросился на оную из первых и до самого окончания сражения являл повсюду личную храбрость и мужество».
В десятом часу вечера М. И. Кутузов пригласил в штаб-квартиру в Татаринове Барклая де Толли. Все надеялись, что сражение возобновится на следующий день. Но в полночь был получен приказ об отходе, и армия двинулась к Можайску и к Москве.
После пятидневного перехода войска достигли высот в пяти верстах от Дорогомиловской заставы и расположились лагерем между деревней Фили и Воробьевыми горами. М. И. Кутузов, опередив армию, первым прибыл на Поклонную гору. Избранная генералом Л. Л. Беннигсеном позиция для нового сражения многим казалась неудачной, и главнокомандующий приказал генералам осмотреть ее.
М. Б. Барклай де Толли и генерал Д. С. Дохтуров ехали вдоль гребня холма, продолжавшего Поклонную гору к берегу Москвы-реки. Свита военного министра состояла всего из трех человек: В. И. Левенштерна, А. Н. Закревского и А. Н. Сеславина. Другие адъютанты были ранены или убиты в сражении. Тропинка резко обрывалась, и путь генералам пересек широкий овраг, разрезавший расположение русских надвое. Глубиной не менее 15—20 сажен, он имел столь крутые склоны, что пехотинцы с трудом могли бы преодолеть его поодиночке. Сеславин прислушался к беседе генералов. Голос Барклая звучал тихо, с хрипотцой: ему нездоровилось. «Позиция простирается на 4 версты,— говорил он,— армия, ослабленная битвой, будет здесь растянута, подобно паутине».
В тылу у русских войск протекала Москва-река, берега ее соединяли 8 плавучих мостов, к которым вели обрывистые спуски. За рекой, устремившись ввысь множеством колоколен, была златоглавая Москва. Позиция не отвечала даже самым элементарным требованиям обороны, но самая мысль о возможности оставления города казалась офицерам невероятной и кощунственной. С Москвой соединялись самые высокие понятия, чувства, самые светлые надежды; за нее шли в бой и умирали на Бородинском поле.
В пятом часу генералы были созваны на военный совет в Главную квартиру в деревне Фили. Собравшиеся у избы Кутузова адъютанты с надеждой поглядывали на окна, но в темноте различались лишь тусклые огни свеч. Совет длился томительно долго. Прошло несколько часов, прежде чем дверь отворилась и на деревянное крыльцо один за другим вышли Л. Л. Беннигсен, М. Б. Барклай де Толли, Д. С. Дохтуров, А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, П. П. Коновницын, А. И. Остерман-Толстой. Вскоре все узнали о решении главнокомандующего оставить Москву.
2(14) сентября через город потянулись пехота и артиллерия. Для наблюдения за порядком Барклай де Толли разослал по пути следования армии своих офицеров, придав каждому по отряду казаков. Многие дома и лавки были уже покинуты и жутко зияли распахнутыми настежь окнами и дверьми. Войска шли в глубоком молчании, на глазах многих солдат блестели слезы. Скоро к ним присоединились жители — в повозках и пешие с котомками и мешками за плечами. Постепенно улицы наполнились криками отставших, детским плачем, грохотом колес по брусчатой мостовой. У Яузского моста людские потоки слипались в один. Здесь весь день находились Барклай де Голли и его адъютанты, стараясь поддерживать на перенраве дисциплину и порядок. Город пустел. К девяти часам вечера его оставили и войска арьергарда. Миновав Коломенскую заставу и Старообрядческое кладбище, они иышли на Рязанскую дорогу. Сделав два дневных перехода, армия остановилась у Боровского перевоза. Все строили предположения и догадки о ее дальнейшем движении, но никто не знал настоящей цели М. И. Кутузова.
Вскоре последовал новый приказ главнокомандующего — выступать. Русская армия совершила многодневный изнурительный марш. Некоторые солдаты падали от усталости, но сохранялись военный порядок и строжайшая шсциплина. Постепенно становилась ясной причина флангового движения армии. Обогнув Москву с юго-востока и миновав Подольск, она вышла на Старую Калужскую дорогу, в район Красной Пахры. Затем пересекла речку Нару н разбила лагерь на ее берегу, у села Тарутина.
Так был совершен знаменитый Тарутинский марш-маневр, явившийся большим стратегическим успехом М. И. Кутузова. Тарутино находилось на равном расстоянии между Калугой и Москвой. Расположившись там, русские прикрывали южные, не тронутые врагом губернии, Tулу с ее оружейными заводами и Калугу, где находились крупные продовольственные склады. Помимо этого, создалась возможность контролировать дорогу между Смоленском и Москвой — жизненно важную коммуникационную шнию врага.
В Тарутине были осуществлены важнейшие подготовительные и организационные мероприятия, обеспечившие успешный переход русской армии в контрнаступление.
